В клинику я его с собой никогда не брал, потому что не гордился этой частью своей жизни, пусть я и многого достиг с тех пор, как появился здесь в первый раз. Не взял я кота и в тот день, когда ездил за последним рецептом на метадон. Рыжий очень радовался моему возвращению, наверное, еще и потому, что по пути из клиники я зашел в супермаркет и накупил еды на два дня вперед. Те, кто когда-либо пытался освободиться от зависимости, знают, на что это похоже. Не важно, идет ли речь о наркотиках, сигаретах или алкоголе, первые сорок восемь часов продержаться труднее всего. Ты уже настолько привык к регулярной дозе, что не можешь думать ни о чем другом. При этом единственный способ продержаться – как раз переключиться на что-то другое. И я очень надеялся, что у меня получится. И что Боб мне поможет.
В обед мы устроились перед телевизором, перекусили – и стали ждать.
Действие метадона обычно заканчивается примерно через двадцать часов, поэтому первая половина дня прошла достаточно легко. Мы с Бобом поиграли и даже сходили прогуляться (ну, я гулял, а кот занимался своими делами в кустах). Потом я достал потрепанную приставку и запустил оригинальную версию игры «Halo 2», которая отвлекла меня еще на пару часов. Пока никаких проблем не возникало. Но я знал, что дальше будет хуже.
Наверное, самая знаменитая сцена ломки была показана в фильме «На игле». Когда герой Эвана МакГрегора решает избавиться от зависимости, его запирают в комнате с запасом еды и воды. Он испытывает невероятные физические и психологические мучения, корчится в судорогах и припадках, страдает от галлюцинаций, его тошнит и так далее. Все, наверное, помнят, как ему кажется, будто он ныряет в унитаз и плавает в нем.
То, что я испытал в течение следующих сорока восьми часов, было еще хуже.
Симптомы ломки начали проявляться примерно через сутки после того, как я в последний раз принял метадон. Через восемь часов я сильно потел, меня периодически потряхивало. К тому времени уже настала ночь, и я должен был спать. И я вроде как даже спал, но при этом мне казалось, что я бодрствую. Мое сознание наводнили сны, больше похожие на галлюцинации.
Сейчас уже трудно вспомнить, но кажется, мне снилось, будто я пытаюсь уколоться героином. Эти галлюцинации развивались по однотипным сценариям: я либо проливал наркотик, либо не мог попасть иглой в вену, либо полиция арестовывала меня раньше, чем я успевал что-то сделать. Очевидно, мое тело таким образом реагировало на то, что я уже давно не принимаю наркотик, без которого раньше не мог протянуть больше двенадцати часов. Но при этом подсознание пыталось убедить меня в том, что, возможно, вернуться к героину – не такая уж и плохая идея. Сознание старательно подавляло подобные мысли, а я словно стоял в стороне и ждал, кто одержит верх.
Странно. Слезать с героина было не так тяжело. Переход на метадон дался мне без особого труда. Теперь все было иначе. Время утратило значение, но к следующему утру меня начали мучить страшные головные боли. Яркий свет, резкий звук – и мне казалось, будто в череп вбивают ржавый гвоздь. Я пытался сидеть в темноте, но тогда снова наступали галлюцинации, которые были хуже, чем боль, и я отказывался от этой идеи. Получался замкнутый круг.
Больше всего на свете мне нужно было на что-то переключиться. И тут рыжий кот стал моим спасением.
Порой у меня возникало чувство, что мы с ним понимаем друг друга на телепатическом уровне. Рыжий точно время от времени читал мои мысли, и сейчас его умение пришлось как нельзя кстати. Он знал, что нужен мне, поэтому постоянно держался рядом, подбираясь поближе, когда я звал его, и отходя в сторону, когда становилось совсем плохо.
Кот будто знал, что я чувствую. Когда я задремывал, он тыкался мне в лицо холодным носом, словно спрашивая: «Друг, с тобой все в порядке? Я тут, если что». Порой он просто сидел рядом, мурчал, обвив хвостом мои ноги. Он словно якорь связывал меня с реальностью, пока я носился по бурному морю галлюцинаций.
Кот оказался находкой во всех отношениях. Начнем с того, что благодаря ему мне было чем себя занять. Я помнил, что его нужно кормить, поэтому регулярно заставлял себя встать, сходить на кухню, открыть пакет с кошачьей едой и переложить ее в миску. Эти рутинные, однотипные действия очень хорошо отвлекали. Сил на то, чтобы вывести кота на прогулку, у меня не было, но когда я выпускал его на улицу, Боб управлялся куда быстрее, чем обычно. Видимо, не хотел бросать меня одного.
Признаюсь, временами я чувствовал себя не так уж и плохо. Наутро второго дня мне неожиданно полегчало, я даже смог поиграть с Бобом и немного почитать. Это было непросто, но я хотел чем-то занять свой мозг. Под руку попалась отличная книга о морском пехотинце, который спасал собак в Афганистане. Было приятно для разнообразия узнать о том, как живут другие люди.
Впрочем, уже к полудню симптомы ломки навалились на меня с новой силой. Хуже всего были физические проявления недостатка метадона. Меня предупреждали, что многие в этот момент страдают синдромом беспокойных ног. На самом деле жутко неприятное состояние, когда нервные импульсы будто выходят из-под контроля и ты даже не можешь спокойно сидеть. Именно это со мной и приключилось. Ноги, помимо моей воли, принялись дергаться и пинать воздух. Боба это, видимо, слегка испугало, поскольку он настороженно покосился на меня, но не ушел, а остался сидеть рядом.
Ночью стало совсем тяжко. Я не мог смотреть телевизор – от света и шума накатывала головная боль. Когда я сидел в темноте, в голове крутились сумасшедшие, пугающие мысли. Ноги продолжали жить своей жизнью, меня бросало то в жар, то в холод. Временами мне казалось, будто я сижу в раскаленной печи, и я принимался стаскивать с себя одежду, чтобы в следующее мгновение начинать судорожно закутываться в одеяло, стуча зубами и дрожа от озноба. А через минуту меня прошибал пот, и все повторялось.