– Простите, что именно? – опешил я.
– Нормальные кошки так себя не ведут! – уверенно заявила китаянка. – Ваш слишком спокойный, вы его чем-то накачали. Вы даете коту наркотики.
Этого я никак не мог стерпеть. На самом деле эта китаянка была не первой, кто приставал ко мне с подобными замечаниями. Когда я еще играл на гитаре на Ковент-Гарден, к нам подошел мужчина профессорского вида и надменно заявил, что «все прекрасно видит».
– Я знаю, чем вы занимаетесь. Думаю, я даже знаю, что именно вы ему даете, чтобы он был таким тихим и послушным, – сказал он, явно очень довольный собой.
– И что же, сэр? – сначала я старался быть вежливым.
– Неужели вы думаете, что я вам скажу? Это даст вам преимущество, и вы поменяете лекарство, – сердито ответил он, так как, видимо, не ожидал от меня подобной реакции.
– Э, нет, раз вы меня обвинили, придется отвечать за свои слова, – не унимался я.
Мужчина сразу как-то сник и поспешил убраться, что было довольно мудро с его стороны, поскольку, продолжай он в том же духе, боюсь, я бы не сдержался и врезал ему. А теперь меня обвиняла китаянка. Я решил действовать по тому же принципу.
– Ну и что, по-вашему, я даю своему коту? – спросил я.
– Не знаю… – она поджала губы, – но что-то да даете.
– Хорошо, если я накачиваю его наркотиками, то почему же он торчит тут целыми днями? Почему не сбежит при первой же возможности? Я же не могу пичкать его лекарствами при всех.
– Пффф! – фыркнула она, сердито размахивая руками и отворачиваясь. – Это неправильно, неправильно! – воскликнула она еще раз, прежде чем раствориться в толпе.
Хотя подобные эпизоды надолго портили мне настроение, я уже смирился с тем, что всегда найдутся люди, которые будут подозревать, что я плохо обращаюсь с Бобом, а еще те, кто просто не любит кошек или считает, что продавцу «Big Issue» следовало бы завести собаку. Через пару недель после встречи с китаянкой состоялся еще один неприятный разговор.
С первых дней нашей с рыжим совместной работы на Ковент-Гарден мне регулярно предлагали его продать. Люди подходили и спрашивали: «Сколько хочешь за кота?» Обычно я старался отшучиваться, но если они слишком настаивали, посылал по известному адресу.
На новом месте на рыжего тоже нашлись покупатели. Одна дама подходила к нам несколько раз и окольными путями подводила меня к интересующей ее теме.
– Послушай, Джеймс, – говорила она. – Не дело Бобу целыми днями торчать на улице. Думаю, он заслуживает того, чтобы жить в теплом уютном доме…
Свою проникновенную речь она завершала словами: «Так сколько ты за него хочешь?»
Я всякий раз отказывался даже обсуждать цену, после чего дама принималась забрасывать меня цифрами. Сначала она предлагала сто фунтов, потом подняла цену до пятисот. Однажды вечером дама подошла ко мне и предложила тысячу.
Я поднял на нее глаза и тихо спросил:
– У вас есть дети?
– Эээ… да, у меня есть дети, – запинаясь, ответила она, слегка обескураженная моим вопросом.
– Значит, есть. И сколько вы хотите за младшего?
– О чем вы говорите?
– Сколько вы хотите за младшего ребенка?
– Я не понимаю, какое отношение это имеет…
– Самое непосредственное! – оборвал я ее. – Я отношусь к Бобу как к собственному ребенку. И когда вы спрашиваете, не хочу ли я его продать, для меня это то же самое, как если бы я спросил, сколько стоит ваш младший ребенок.
Возмущенно всплеснув руками, дама развернулась и ушла. Больше я ее не видел.
Работники станции метро относились к Бобу совсем иначе. Однажды я разговорился с контролером по имени Ваника. Она не скрывала симпатии к Бобу и дружелюбно посмеивалась над тем, сколько людей останавливается, чтобы поговорить с котом или сфотографировать его.
– Он делает нашу станцию знаменитой! – улыбнулась она.
– Еще бы! Вам давно уже стоило взять его в штат, как того японского кота, который работает начальником станции. Он даже шляпу специальную носит, – подмигнул я.
– Боюсь, у нас сейчас нет открытых вакансий, – хихикнула Ваника.
– И все-таки вы должны выдать ему удостоверение или что-то вроде того, – пошутил я.
Она ответила мне задумчивым взглядом и скрылась за дверями метро. А я вскоре забыл о нашем разговоре.
Через несколько недель мы с Бобом, как обычно, сидели возле станции, когда Ваника подошла к нам с широкой улыбкой на лице. Я сразу что-то заподозрил.
– В чем дело? – спросил я.
– Ни в чем, просто хочу отдать Бобу вот это.
Она протянула мне пластиковый проездной с фотографией Боба.
– Потрясающе! – воскликнул я.
– Я нашла фотографию в Интернете, – объяснила Ваника.
Признаюсь, я был сильно удивлен. Откуда в Интернете взялись фотографии Боба?
– И что дает этот проездной?
– Теперь Боб может бесплатно ездить на метро, – рассмеялась Ваника.
– А разве коты когда-нибудь платили за проезд? – поддержал шутку я.
– Это значит, – вдруг посерьезнела Ваника, – что мы очень любим Боба и считаем его частью семьи.
В тот момент мне потребовалась вся сила воли, чтобы не расплакаться от избытка чувств.
Весне 2009 года пора было уже развернуться на всю катушку, но на улице по-прежнему рано темнело, а холодная сырая погода навевала тягостные мысли. В семь часов, когда мы с Бобом заканчивали работать, город погружался в сумерки, просыпались фонари и оживали тротуары.
После тихих зимних месяцев, когда туристы были редкими гостями в этом районе, станция «Энджел» буквально расцвела. Теперь по вечерам метро извергало из себя бесконечные толпы людей. Большинство из них выглядело вполне состоятельными. К сожалению, были и другие.