На Нил-стрит мы снова стали объектом пристального внимания прохожих. Я не мешал им суетиться вокруг Боба – в рамках разумного, естественно. За десять минут нас остановили человек шесть, и половина из них попросила разрешения сфотографироваться с котом. Вскоре я понял, что необходимо все время двигаться, иначе и оглянуться не успеешь, как вокруг тебя соберется толпа. Но в целом эта ситуация нисколько меня не напрягала. Зато когда мы поворачивали на Джеймс-стрит, случилось кое-что интересное…
Я почувствовал, как Боб завозился у меня на плече. Через секунду он вцепился в рукав моей куртки и принялся спускаться вниз. Я остановился, чтобы он мог спокойно спрыгнуть на тротуар, и рыжий устремился вперед. Я отпустил поводок на всю длину и позволил коту показывать дорогу. Боб явно узнал вчерашние места, и решил, что теперь он главный. Я не имел ничего против.
Кот довел меня до того места, где мы играли накануне вечерлм. Там он уселся на мостовую и стал ждать, пока я достану гитару и разложу для него чехол.
– Вот, пожалуйста, – сказал я.
Боб мгновенно забрался внутрь и устроился так, чтобы с удобством наблюдать, как мимо течет городская жизнь. Учитывая, где мы собирались играть, он выбрал для этого правильное место…
Было в моей жизни время, когда я всерьез хотел стать настоящим музыкантом, быть может, даже следующим Куртом Кобейном. Сейчас мои слова звучат глупо и наивно, но именно эта мечта была частью великого плана, который заставил меня вернуться из Австралии в Англию. Именно о ней я говорил матери и всем остальным, когда отправлялся в путь. Нельзя сказать, что я не приложил усилий для ее осуществления. Иногда мне даже казалось, что я действительно смогу чего-то добиться.
Сначала, конечно, было непросто, но все изменилось в 2002 году, когда я перестал бродяжничать и нашел нормальное жилье в Далстоне. Одно потянуло за собой другое, и вскоре мы с несколькими парнями организовали группу из четырех гитаристов. Мы назывались «Hyper Fury», что ярко характеризует, в каком состоянии мы тогда находились… Во всяком случае, в каком состоянии находился я. Я был озлобленным парнем, меня бесила жизнь в целом, а также то, как она обошлась конкретно со мной. Благодаря музыке я мог выпустить наружу рвущие сердце гнев и тоску.
Понятно, что с таким настроем мы не могли рассчитывать на внимание широкой аудитории. Музыка у нас была агрессивная, мрачная, песни – ей под стать, что, впрочем, неудивительно, если учесть, какое влияние на наше творчество оказывали группы «Nine Inch Nails» и «Нирвана».
Мы даже умудрились выпустить два альбома, хотя правильнее было бы назвать их мини-пластинками. Первая появилась в сентябре 2003 года; мы записывали ее вместе с группой «Corrision», поэтому называлась она «Corrision V Hyper Fury», и на ней было две достаточно тяжелые композиции – «Onslaught» и «Retaliator». Уже по этим названиям можно составить представление о нашей музыкальной философии. Шесть месяцев спустя, в марте 2004, за первым альбомом последовал второй – «Profound Destruction Unit», на котором было три песни: «Sorry», «Profound» и новая версия «Retaliator». Несколько копий мы продали, но особого внимания к себе не привлекли. Иными словами, на фестиваль в Гластонбери, одно из главных музыкальных событий года в Британии, которое славится своими рок-концертами, мы не попали.
При этом у нас были свои фанаты; мы даже несколько раз выступали в северной части Лондона и в местах вроде Камдена, района панков, андеграунда и блошиных рынков. Еще в середине прошлого века туда из-за дешевизны жилья с удовольствием переселялись представители творческих профессий, а теперь там каждый второй прохожий – представитель какой-нибудь субкультуры, так что мы отлично вписались в общую массу. Давали концерты в барах, играли на вечеринках в незаконно заселенных пустующих домах… в общем, шли туда, куда нас звали. Был момент, когда у нашей группы появились перспективы: мы выступали в «The Dublin Castle», знаменитом музыкальном баре северного Лондона, и на летнем Готическом фестивале в том же районе, что по тем временам считалось серьезным достижением.
Какое-то время дела шли настолько хорошо, что я объединился с парнем по имени Пит из группы «Corrision», и мы вместе открыли независимую звукозаписывающую студию Corrupt Drive Records. К сожалению, ничего путного из этого не вышло. Точнее, из меня ничего путного не вышло.
В то время мы с Бэлль встречались. Мы с ней с самого начала были отличными друзьями, Бэлль заботилась обо мне, ее действительно волновало то, что я делаю со своей жизнью, но наши отношения не имели будущего. К несчастью, Бэлль тоже принимала наркотики, и ее зависимость никак не способствовала тому, чтобы я избавился от своей. Впрочем, я ей тоже не слишком помогал. Когда один из нас пытался слезть с иглы, другой возвращался к наркотикам, и наоборот. Так что разорвать порочный круг было нелегко. Я старался, но, признаюсь честно, прикладывал недостаточно усилий. Думаю, я никогда не верил, что смогу довести дело до конца и добиться успеха. Группа была для меня запасным аэродромом, я не вкладывался в нее так, как должен был, предавая музыку ради наркотиков.
К 2005 году я убедил себя, что «Hyper Fury» – всего лишь хобби, а не способ заработать деньги. Пит продолжил работать в студии и, насколько я знаю, до сих пор держится на плаву. Я же боролся с зависимостью и снова оказался на обочине жизни. Группа стала очередным вторым шансом, которым я не воспользовался. И я никогда не узнаю, смогли бы мы чего-нибудь добиться или нет.
Но музыка продолжала быть частью моей жизни. Да, наша группа распалась, я осознал, что как профессионал ничего из себя не представляю, но при этом продолжал по несколько часов в день играть на гитаре и импровизировать. Доставая инструмент из чехла, я отдыхал душой. Не представляю, где бы я был сейчас, если бы не гитара. Игра на улице помогала мне держаться. Без нее – и без денег, которые она приносила, – боюсь даже подумать, как бы я зарабатывал на жизнь. Если учесть мое состояние, напрашиваются не самые приятные варианты…